РЕМБО, ЖАН-НИКОЛА-АРТЮР

Предчувствие
Глухими тропами, среди густой травы, Уйду бродить я голубыми вечерами; Коснется ветер непокрытой головы, И свежесть чувствовать я буду под ногами. Мне бесконечная любовь наполнит грудь. Но буду я молчать и все слова забуду. Я, как цыган, уйду - все дальше, дальше в путь! И словно с женщиной, с Природой счастлив буду.
Богема
(Фантазия)
Засунув кулаки в дырявые карманы, Под небом брел я вдаль, был, Муза, твой вассал. Какие - о-ля-ля! - в мечтах я рисовал Великолепные любовные романы!
В своих единственных, разодранных штанах Я брел, в пути срывая рифмы и мечтая. К Большой Медведице моя корчма пустая Прижалась. Шорох звезд я слышал в небесах.
В траву усевшись у обочины дорожной, Сентябрьским вечером, ронявшим осторожно Мне на лицо росу, я плел из рифм венки. И окруженный фантастичными тенями, На обуви моей, израненной камнями, Как струны лиры, я натягивал шнурки.
Мои возлюбенные малютки
Омыл слезливый гидролат Небес капусту, Деревьев почки ваш наряд Слюнявят густо,
Луна свой выкатила глаз На миг короткий. Ну, что же вы! Пускайтесь в пляс, Мои уродки!
С тобой, с уродкой голубой, Любовь шла гладко. Мы ели курослеп с тобой И яйца всмятку.
Уродкой белой посвящен Я был в поэты. Дай мне огреть тебя еще Ремнем за это!
Воротит у меня с души От брильянтина Уродки черной. Эй, пляши! Вот мандолина!
Ба! Высохших моих слюней Узор бесстыжий Еще остался меж грудей Уродки рыжей.
О как я ненавижу вас, Мои малютки! Обрушьте тумаки все враз На ваши грудки!
Топчите старые горшки Моих влечений! Гоп-ля! Подайте мне прыжки Хоть на мгновенье.
Ключицы ходят ходуном, Кривые ножки, Все перевернуто вверх дном, Пляшите, крошки!
И ради них дурных, как сон, Мог рифмовать я? За то, что был я в вас влюблен, - Мое проклятье!
Звезд блеклый ворох! Ваш приют В углу убогом. Заботы мерзкие вас ждут И смерть под Богом.
Луна свой выкатила глаз На миг короткий. Ну, что же вы! Пускайтесь в пляс, Мои уродки!
На корточках
В час поздний, чувствуя, как взбух его живот, Глядит с тоскою брат Милотус на оконце, Откуда шлет мигрень, глаза слепит и жжет И, как начищенный котел, сверкает солнце, Что пробуждение бедняги стережет.
Он мечется под одеялом серым; тяжко Вздыхает, ставит ноги на пол, и слегка Дрожит его живот: нельзя тут дать промашку, Когда приходится, сжав ручку от горшка, Свободною рукой еще задрать рубашку.
Вот он на корточках; трясется весь, и хрип Застрял в его груди, хотя к оконным стеклам Желтком расплывшимся свет солнечный прилип, И нос Милотуса сверкает лаком блеклым, В лучах подрагивая, как живой полип.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . На медленном огне бедняга наш томится, Губа отвисла, руки скрючены, и в жар Погружены его бока и поясница, И трубка не горит, и от штанины пар Идет, и в животе как будто бьется птица.
А рухлядь грязная и одуревший хлам Вокруг в засаленных лохмотьях спят на брюхе, Скамейки-жабы притаились по углам, Шкафы раскрыли пасть молящейся старухи, И алчный аппетит прилип к их смутным снам.
Жара и в комнате протухшей и в прихожей; Набита голова хозяина тряпьем; Он слышит, как растет шерсть у него на коже, И, содрогаясь весь, икает он с трудом, Свою скамейку хромоногую тревожа.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . А тихим вечером, когда лучи луны Слюнявым светом обрамляют контур зада, Тень фантастическая, приспустив штаны, На корточках сидит... И, словно из засады, Нос к звездам тянется, что в небесах видны.
Украденное сердце
Слюной тоски исходит сердце, Мне на корме не до утех Грохочут котелки и дверцы, Слюной тоски исходит сердце Под градом шуток, полных перца, Под гогот и всеобщий смех. Слюной тоски исходит сердце Мне на корме не до утех.
Итифаллический, солдатский, Их смех мне сердце запятнал; К рулю рисунок залихватский, Итифаллический, солдатский, Прицеплен... Сердце мне по-братски Омой, кабалистичный вал! Итифаллический, солдатский, Их смех мне сердце запятнал,
Как быть, украденное сердце, Когда табак иссякнет их И зазвучит икоты скерцо, Как быть, украденное сердце, Когда похмелье горше перца И жгучий спазм в кишках моих? Как быть, украденное сердце, Когда табак иссякнет их?
Искательницы вшей
Когда ребенка лоб горит от вихрей красных И к стае смутных грез взор обращен с мольбой, Приходят две сестры, две женщины прекрасных, Приходят в комнату, окутанную мглой.
Они перед окном садятся с ним, где воздух Пропитай запахом цветов и где слегка Ребенка волосы в ночной росе и в звездах Ласкает нежная и грозная рука.
Он слышит, как поет их робкое дыханье, Благоухающее медом и листвой, И как слюну с их губ иль целовать желанье Смывает судорожный вдох своей волной.
Он видит, как дрожат их черные ресницы И как, потрескивая в сумрачной тиши, От нежных пальцев их, в которых ток струится, Под царственным ногтем покорно гибнут вши.
Ребенок опьянен вином блаженной Лени, Дыханьем музыки, чей бред не разгадать, И, ласкам подчинись, согласно их веленью, Горит и меркнет в нем желанье зарыдать.
|